«Синдром предков»: фотопроект Натальи Шульгиной об освобождении от коллективной травмы
XX век стал для поволжских немцев чередой трагедий. С их последствиями потомкам приходится жить до сих пор — и находить в тяжёлом опыте источник силы.
Фото: Наталья Шульгина
Немецкая фамилия
«Эти фотографии, которые мы нашли в семье, оказались очень красивыми, — рассказывает Наталья Шульгина о старых снимках своего деда. — Они привлекли меня с визуальной точки зрения. С них „Синдром предков“ начался как фотографическая история. Но я давно задумывалась о прошлом семьи и о том, как оно связано с моей жизнью».
Предки Натальи, как и многие российские немцы, приехали в Россию из Германии при Екатерине II. Императрица приглашала иностранцев с их земледельческим опытом осваивать тогда ещё пустующие, но плодородные земли Поволжья, обещая им привилегии. Среди отправившихся в Российскую империю за лучшей жизнью была и семья Габерманов. В 1771 году они прибыли на территорию нынешней Саратовской области.
«Фамилию Габерман (Habermann), доставшуюся мне от папы, я носила как тяжёлый крест. В садике и школе меня дразнили. <…> В детстве я старалась не называть в незнакомом месте свою немецкую фамилию. Представлялась русской фамилией моей мамы (Евстигнеева). Мне казалось, что так людям будет проще со мной, а я смогу избежать расспросов и лишнего внимания. Я часто хотела исчезнуть. Хотела, чтобы в школьном журнале в списках на букву Г моей фамилии не было».
Из материалов Натальи Шульгиной к проекту
В голове Натальи не укладывалось, что она немка. Но она слушала рассказы бабушки Марии, часто упоминавшей старые немецкие названия российских городов, разглядывала её Библию с готическими буквами, вместе с ней ждала письма от сестры бабушки Эрны из Казахстана, в которых половина слов была написана по-русски, половина — по-немецки.
Отдельное место в воспоминаниях бабушки занимали тяжёлые события. Голод, коллективизация, сталинские репрессии, принудительная отправка в трудовую армию, высылка в Среднюю Азию — всё это коснулось семьи Натальи.
Погружение в прошлое
К началу XX века в Поволжье было 190 немецких колоний с населением 407,5 тысячи человек. За это время здесь родились уже семь поколений семьи Габерман.
XX век положил конец мирной жизни. В Первой мировой Россия и Германия оказались в противоборствующих лагерях, и это отразилось на жизни российских немцев. Стали приниматься так называемые «ликвидационные законы»: этнических немцев лишали земель, закрывали немецкоязычную прессу и школы.
Затем последовала революция, которую, с её лозунгами про братство народов, многие немцы встретили с оптимизмом. Однако по ним сильно ударили коллективизация и раскулачивание: многие немцы были хорошими хозяевами и в итоге были лишены имущества и высланы или вынуждены подчиниться системе колхозов. Положение усугубил голод 1932–1933 годов.
«Бабушка Мария (Кем) рассказывала, что в голод дома ели похлёбку из мёрзлого картофеля, кашу из желудей, а „сахар“ из лопуха. Люди от голода ели жёлуди, костяную муку, кору деревьев, траву, листья, почки, корни, мясо кошек и собак, даже глину и помёт животных. Самым популярным суррогатом была лебеда…»
Из материалов Натальи Шульгиной к проекту
Параллельно разворачивались сталинские репрессии. Прадеда Натальи по материнской линии Генриха Кема в 1933 году забрали по доносу соседа. Больше его никто не видел. Причину ареста узнать не удалось — остались лишь семейные легенды про неосторожно рассказанный политический анекдот и перепродажу вещей. Так или иначе, привычка прятаться и не говорить ни с кем посторонним и фоновый страх вошли в уклад семьи.
А вскоре началась Великая Отечественная война. Государство посчитало советских немцев потенциальными предателями. Их ждала депортация в Среднюю Азию, принудительная отправка в трудовые армии и жизнь в спецпоселениях.
«20 января 1942 года деда Якова Габермана и папу Иоганеса Габермана забрали в трудовую армию в Соликамск. Папа помогал деду Якову в работе, поднимать тяжести, но бригадир посадил из-за этого папу на меньшую пайку хлеба. Папа сказал: „Если я так буду есть, я скоро помру“ и ушёл из трудармии. Его поймали и дали 7 лет строгого режима, он сидел в Перми. Освободился в 1947 году. Папа рассказывал, что в тюрьме он смог выжить, так как всё-таки кормили там лучше, чем в трудовой армии.
<…>
Маму Кем Эрну забрали в трудармию в 1942 на Волгу под Самару. Спецпоселенцы спали в клубе, вещи, которые им дали, подкладывали под себя, фуфайками укрывались, лежали на одном боку ночью, потом [им] командовали, чтобы повернулись на другой бок. Если кто хотел в туалет, была целая катастрофа — кому на ногу наступят, кому на руку».
Из дневника Лидии Габерман, тёти Натальи Шульгиной
То, что внутри
В семье Натальи было принято жить тихо, не привлекать внимания, а переживаниями ни с кем не делиться. Такой выросла и она.
«Я всегда очень мало разговаривала, всё время пыталась спрятаться, не высовываться, отмолчаться, — вспоминает Наталья. — В какой-то момент всё это накопилось. В 25 лет у меня случился нервный срыв, и после этого как-то так случилось, что я начала проговаривать то, что у меня внутри. И всё стало разворачиваться именно в сторону семьи».
Наталья занималась темой семьи долгое время. Пошла учиться на психолога. На учёбе как-то дали задание сделать генограмму. В то время Наталья уже работала над фотопроектом и на основании найденного материала нарисовала большую историю семьи.
«Когда я её делала, узнала что-то о каждом человеке, — говорит она. — Для меня это было очень важно. На какие-то события в жизни семьи у меня как будто открывались глаза».
«В детстве моя мама очень переживала за каждую командировку отца, боялась, что с ним что-то случится, она могла проплакать всю ночь, ожидая его прихода. Я не понимала, почему мама так тяжело переживала, пока не узнала об аресте прадеда. Мне кажется, что так травма через поколения прорастает в нас — высоким уровнем тревоги и страха за близких.
Моя бабушка Эрна Кем до конца своей жизни боялась, что за ней придут и арестуют, потому что она, будучи больна цингой, убежала по паспорту сестры из трудовой армии. Бабушке было 94 года, она уже давно жила в Германии, но не могла находиться дома одна. Она зашторивала все окна и ложилась под одеяло, пока не вернётся кто-то из близких».
Из материалов Натальи Шульгиной к проекту
Генограмма тоже стала частью проекта «Синдром предков». Работа над этим фотопроектом для Натальи стала продолжением многолетней рефлексии по осмыслению опыта своей семьи и его влияния на внутреннее ощущение себя.
После обнаружения старых снимков дедушки в семейном фотоархиве Наталья стала ездить по местам, связанным с историей поволжских немцев.
«Я ездила, и потихоньку проект собирался. В одном месте нашлась карта города Бальцер, где жили мои бабушки и дедушки», — рассказывает фотограф.
Сейчас это Красноармейск Саратовской области.
«Я и брат очень много времени провели в архивах, — продолжает Наталья. — Брат занимался архивными выписками на немецком языке. Я ездила в архивы Саратова, фотографировала там метрические книги и записи о семье, которые остались. Конечно, расспрашивала родственников. У меня сохранился и дневник моей тёти, в который она, как могла, записала свои воспоминания».
«Несколько лет я провела в архивах, занимаясь изучением истории своей семьи. Это помогло мне лучше себя понять, обнаружить источник многих моих страхов, тревожного мироощущения и замкнутости. При работе с материалами я сблизилась с братом, который тоже уже много лет занимался семейной историей, и я ощутила себя частью семьи».
Из материалов Натальи Шульгиной к проекту
Четыре длинных ящика
«Синдром предков» существует как черновая книга художника. Кроме того, Наталья готовит выставку. Концепция уже сложилась.
«Кроме фотографий и семейных реликвий, будет картотека с четырьмя длинными выдвигающимися ящиками, — рассказывает она. — В каждом ящике будут архивные материалы, семейные снимки, дневниковые записи. В проекте поднимается четыре темы. Тема народа — немцев Поволжья, который просуществовал со времён Екатерины II до 1941–1942 года, когда их выселили с этой земли. Это первый ящик.
Город Бальцер, в котором жили мои предки, это второй ящик.
Моя семья — это третий ящик.
Четвёртый — это я и то, как эта история повлияла на меня».
«Возможно, это самообман, но эта история мне очень помогла в жизни и успокоила, — объясняет Наталья. — Наступило понимание, что я живу в другое время, что это прошлое моих предков, а не моё настоящее. Хотя уже иногда кажется, что прошлое начинает повторяться и становится нашим настоящим…»
В прошлом Наталья теперь находит силы жить.
«Раз моя семья выжила, значит, и я смогу».
Подписывайтесь на наш телеграм-канал «За шторкой», чтобы ничего не пропустить 🙂