Как при советской власти вузы росли словно грибы после дождя, а потом исчезали

Из этой статьи вы узнаете:

• что стало причиной быстрого роста количества вузов в первые, отнюдь не комфортные годы после революции;
• какой новый университет расположился в здании бывшего кафешантана;
• как власти осознали, что вузов стало слишком много, и принялись их закрывать;
• в связи с чем спустя несколько лет количество вузов снова резко выросло.

Почему после прихода большевиков возникло много новых вузов

Всплеск открытия новых вузов начался ещё при Временном правительстве. При нём, например, затеяли открытие новых университетов в Иркутске, Ташкенте, Ростове‑на‑Дону. Но настоящий бум высших учебных заведений произошёл уже при советской власти.

В первый же послереволюционный год (в такое трудное время!) в стране открылись 16 университетов, среди них были Нижегородский, Воронежский, Ярославский, Самарский. То есть за год при большевиках появилось больше университетов, чем их было в Российской империи (11). К 1920 году в РСФСР действовало уже 162 вуза (правда, это были не только классические университеты, но и специализированные высшие учебные заведения, такие как педагогические и технические институты). В следующем же учебном году их было уже 278, то есть в три раза больше, чем до революции, потому что тогда насчитывался всего 91 вуз разных типов, в том числе негосударственных.

Есть несколько причин, по которым новая власть приветствовала появление новых вузов.

Во-первых, большевики стремились сделать образование массовым. Поэтому демонтаж существовавшей до них системы образования, которая фактически оставалась элитной, и создание массовой школы (в том числе и высшей) стали одними из важнейших задач советского руководства.

Массовое образование должно было работать и на укрепление советского режима. Дав образование рабочим и крестьянам, большинство которых раньше едва ли умело читать и писать, большевики надеялись получить новую, незнакомую с «буржуазными» ценностями и лояльную власти интеллигенцию.

Во-вторых, университеты должны были создать новые кадры, столь необходимые для ускоренного развития страны. Она остро нуждалась в новых инженерах, врачах, учителях, агрономах, руководителях и учёных, опять же — лояльных к новой власти. Их-то новые вузы и должны были выпускать словно конвейер.

В-третьих, немаловажную роль играл и тот факт, что высшее образование считалось престижным (ведь оно открывало совсем иные карьерные перспективы), а наличие своего университета было престижным для всего города. Многие люди, которые ещё при царе хотели получить высшее образование, не имели такой возможности, а местным властям было не так-то легко добиться открытия университета.

В итоге, получив свободу от административного царского надзора, местные власти округов и даже уездных городов стали основывать у себя вузы. Так появились университеты в Тифлисе, Екатеринославе (город Днепр) и Симферополе. Только в европейской части молодой страны новые вузы появились в 44 городах.

Обе столицы тоже не отставали: там вдобавок к уже существующим появилось ещё по два университета. Например, в Москве на базе бывших Высших женских курсов и частного Народного университета А. Л. Шанявского открылись МГУ-II и МГУ-III. Но это было не создание с нуля, а преобразование уже существовавших негосударственных учебных заведений, которые ранее не считались «настоящими» университетами. А из совсем новых, например, в 1919 году открылась Московская горная академия.

Историю основания университета в Ташкенте (Туркестанского народного университета) подробно и живо описал в своих мемуарах «На волнах жизни» активный её участник профессор-астрофизик Всеволод Стратонов. Там процесс был устроен так: местные власти делегировали в Москву комиссию, которая, находясь постоянно в столице, более двух лет формировала преподавательский и управленческий состав будущего университета, закупала инвентарь, а параллельно добивалась (и весьма успешно) поддержки от Наркомпроса и прочих центральных властей.

Это представительство университета продолжало свою работу ещё некоторое время после того, как преподаватели со всем инвентарём четырьмя эшелонами отбыли в Ташкент и приступили к работе — возможно, благодаря этому удалось очень неплохо для того трудного времени наладить деятельность университета в первые годы. Кстати, он открылся в составе восьми факультетов — по тем временам, невероятно масштабный проект.

По воспоминаниям Стратонова, комиссия чуть ли не первым делом заказала разработку дорогого архитектурного проекта здания университета, но в Ташкенте его, конечно, просто положили на полку — на что-что, а на строительство в тех условиях денег не было совсем. Так что разместился университет в зданиях бывшей женской гимназии, бывшего реального училища (с «удобствами» в виде обычных ям во дворе, окружённых зарослями) и даже бывшего кафешантана.

Но описанный пример — сценарий большого успеха, большинству же новоиспечённых вузов гораздо меньше повезло с возможностями.

Как власти осознали, что вузов стало слишком много

Из-за того, что у Наркомпроса первое время не было чёткой схемы управления высшим образованием, новые вузы шли кто в лес, кто по дрова. Одни, как, например, Московская горная академия, следовали авангардным проектам Наркомпроса и вместо факультетов вводили деление на научную, учебную и просветительскую секции. Другие, такие как Казанский политехнический институт, сохраняли практически дореволюционные порядки с факультетами и коллегиальным принципом управления.

Сам Наркомпрос тоже поступал непоследовательно. Так, в сентябре 1922 года ведомство приняло решение о ликвидации Смоленского университета, а уже в следующем месяце передумало.

Но главное, содержание большого числа вузов требовало огромных средств, которых у новой власти в условиях послевоенной разрухи, борьбы с белым движением и интервенцией попросту не было. Поэтому наспех открытые вузы не смогли долго просуществовать и «умирали» естественной смертью, не имея ни нормальной материальной базы, ни возможности платить преподавателям.

Остро встал вопрос с учебными помещениями. Из-за нехватки зданий часто невозможно было нормально организовать учебный процесс. Так, Казанский политехнический институт, хотя и был создан на базе промышленного училища, вынужден был делить помещение с госпиталем, развёрнутым после наступления Колчака, школой и Северо-восточным археологическим институтом. И всё это — при огромном наплыве слушателей!

В зимнее время учебные помещения зачастую нечем было отапливать. Так, в мае 1920 года ректор уже упомянутого Казанского политеха рапортовал, что вуз не может подготовиться ни к надвигающемуся голоду, ни даже к отопительному сезону.

Добыть книги и необходимое оборудование тоже было крайне трудно. Старые учебники не переиздавали, так как их содержание противоречило духу революции (да и денег на это особо не было), а новых ещё не написали. Но если давно существовавшие вузы имели хотя бы прежние запасы в библиотеках, то новым приходилось добывать дефицитные материалы с нуля.

Профессор-астрофизик Всеволод Стратонов вспоминал, как в 1918 году комиссия, занимавшаяся созданием Туркестанского народного университета, отправившись в Москву, первым делом закупала книги.

Но, пожалуй, главной проблемой стала нехватка преподавателей. Их дефицит был связан с тем, что в первые годы советской власти многие представители академической интеллигенции эмигрировали, кто-то примкнул к Белому движению, кто-то вообще не пережил лихие и голодные годы, а нарастить количество способных преподавать учёных за короткий срок невозможно. К слову, аспирантура для подготовки вузовских кадров появилась в СССР только в 1925 году.

Читайте также:

История о том, как открыли и закрыли институты красной профессуры

Те, кто остался в России, выжил и мог работать, не получали жалованья по несколько месяцев (и это в условиях гиперинфляции), а академический продуктовый паёк был в полтора-два раза меньше рабочего. Доходило до того, что университетские преподаватели, чтобы прокормиться, подрабатывали в порту и ещё где придётся. Неудивительно, что кто-то совсем оставлял основную профессию.

В итоге, по разным данным, количество сотрудников вузов сократилось в полтора-три раза. Даже заведующих кафедрами в университетах не всегда хватало.

Недостающих преподавателей часто замещали «вридасы» — временно исполняющие должность ассистенты, которых набирали из студентов старших курсов.

Кое-где из положения выходили с помощью «вахтовиков» — столичных профессоров, которые ездили в командировки в провинцию в «профессорских» спецвагонах.

Тот же Стратонов писал в мемуарах, что значительная часть московских профессоров, изначально давших согласие работать в новом Туркестанском университете и даже получавших жалованье в тот период, когда университет существовал ещё лишь на бумаге, но не начал занятий, отказались ехать в Ташкент, когда дошло до дела. Пришлось срочно искать им замену из молодёжи. Это сильно разочаровало местные власти и будущих студентов, которые ожидали столичных звёзд.

Все перечисленные проблемы, конечно, касались и старых вузов, но им, имея какую-то базу и костяк коллектива, было проще пережить трудное время, чем едва появившимся.

Со студентами тоже было всё непросто. Пытаясь сделать высшую школу массовой, большевики в августе 1918 года изменили требования к поступающим в вузы. У этого нововведения были положительные стороны. Оно, к примеру, отменяло половой и национальный ценз в отношении абитуриентов, а также объявляло высшее образование бесплатным. Но в целом решение было спорным, так как документ фактически постановил принимать в вузы всех подряд, без вступительных испытаний и независимо от базового уровня образования.

В итоге в вузы в 1918–1920 годах устремились толпы студентов и вольнослушателей, и организовать полноценную учёбу для такого количества людей, большинство из которых попросту не имело нужной для восприятия сложных знаний подготовки, было невозможно.

Эти толпы, конечно, скоро рассеялись сами собой: кто-то забрасывал занятия, потому что ничего не понимал, другим в условиях нищеты, разрухи и Гражданской войны тоже быстро становилось не до образования. Так, в 1925 году доля окончивших вузы составила всего 10% от поступивших.

Читайте также:

Как советская власть отменила конкурс на поступление в вузы, а потом одумалась

Но даже при такой скромной доле выпускников довольно быстро оказалось, что их больше, чем нужно стране. Так, в 1923 году в советской прессе стали писать, что из стен вузов выходит слишком много технических специалистов, которые в итоге не могут найти работу.

А годом раньше нарком здравоохранения РСФСР Николай Семашко заявил, что в подготовке медиков высшая школа тоже размахнулась «слишком широко, не учитывая реальные ресурсы». Дело в том, что в первые годы советской власти вузы форсированными темпами принялись готовить медиков для лечения раненных на фронте и борьбы с эпидемией сыпного тифа, но и война, и эпидемия закончились, и такой большой набор студентов стал не нужен.

То, что в СССР избыток техников и медиков, но при этом недостаток педагогов и аграриев, в 1924 году подтвердил на партийном съезде Николай Бухарин. А на совещаниях руководства вузов в 1925 году он открыто заявил о намерении руководства страны «уплотнить» вузовскую сеть.

Советское руководство стремилось подчинить высшее образование нуждам плановой экономики, а с этой точки зрения наличие нескольких вузов с одинаковыми факультетами выглядело как дублирование функций и признак неэффективности системы.

Помимо этого, в Наркомпросе немалое влияние имела идея о том, что в вузах учится только интеллигенция, то есть классовый враг, а потому число «вражеских рассадников» следует сокращать.

Как закрывали лишние вузы

Власть начала избавляться от нерентабельных вузов в 1922/1923 учебном году.

Началось всё с того, что в 1922 году правительство стало переводить финансирование большей части вузов на региональные бюджеты, тоже фактически дырявые. Отказ от и без того скудного финансирования стал катастрофой, так что закрытие университетов, лишившихся господдержки, было лишь вопросом времени. Одни боролись за существование, выбивая деньги по всевозможным инстанциям, и продержались дольше, другие закрылись почти сразу.

Принудительные ликвидации организовывали так: в город приезжала инспекционная группа с заданием закрыть как можно больше вузов. Она начинала проверку, и чаще всего даже не требовалось искать повод слишком долго, ведь, как уже говорилось выше, большинство вузов были плохо оборудованы, не имели квалифицированных кадров и выпускали очень мало специалистов. По итогам поездки чиновники составляли рекомендации к закрытию вуза, которая шла либо к местным властям, либо в Наркомпрос, где уже принимались конкретные меры.

Вот, к примеру, выдержка из отчёта инспекции, обследовавшей Казанский политехнический институт в 1924 году:

Так были закрыты вузы, например, в Смоленске, Ярославле, Самаре, Астрахани. Другие же в то же время не закрывали, а оптимизировали, сливая несколько в один. Так, МГУ-III присоединили к первому МГУ, а также слили в один все три петроградских университета.

Какие-то вузы преобразовывали в учреждения среднего профессионального образования. Например, Казанский политехнический институт в итоге стал техникумом. «Учитывая оборудование КПИ и слабый состав, целесообразнее реорганизовать КПИ в техникум, как вуз он не имеет никаких перспектив», — гласил отчёт ревизионной комиссии. Характерно, что всего пятью годами раньше КПИ был спешно создан как раз на базе техникума. Ещё любопытнее, что спустя несколько лет после «разжалования» назад в техникумы, в 1929 году, он снова стал институтом, а затем был разделён на два: Казанский химико-технологический институт и Институт коммунального строительства. Но это мы уже чуть-чуть забегаем вперёд, туда, где политика властей снова поменялась.

Конечно, закрытие и слияние коснулось не всех новых вузов. Например, без потерь пережили этот период новые университеты в Ташкенте и Баку (первый в 1923 году был переименован из Туркестанского в Среднеазиатский университет, а второй с 1924 года стал называться Азербайджанским государственным университетом). Но надо отметить, что на их работу местные власти изначально выделяли по тем временам немалые средства, кроме того, их создание было организовано системно и весьма основательно, а не стихийно. Первый ректор Туркестанского университета, по воспоминаниям того же Стратонова, ещё и умел выхлопотать различные пожертвования и кредиты. Кроме того, в этих республиках избытка образованных специалистов не наблюдалось, то есть университеты там точно не стали «лишними».

Освободившихся преподавателей направляли на работу в сохранившиеся вузы. Туда же ехали доучиваться и студенты. Правда, не всем из них выпала такая возможность, потому что одновременно власти начали политику чистки среди слушателей. Избавлялись от политически неблагонадёжных (то есть не имевших правильного пролетарского происхождения) и от отстающих в учёбе.

Что происходило с вузами СССР дальше

Несмотря на все свои недостатки и перегибы, образовательная политика первых лет правления большевиков всё же приносила плоды. Так, число студентов за первые десять лет советской власти увеличилось втрое — даже несмотря на то, что из поступивших в первые годы мало кто доходил до выпуска. Высшее образование в итоге действительно стало социальным лифтом.

Конечно, не обходилось и без промахов. Например, продолжались не самые удачные эксперименты со структурой вузов. В начале 1930-х годов их стали дробить, пытаясь ввести жёсткую специализацию, как на производстве, и преодолеть якобы существующую «неповоротливость».

Так, гуманитарные факультеты Ленинградского университета выделили в Ленинградский историко-лингвистический институт. Нижегородский университет вообще распался на шесть отдельных институтов. Похожее произошло с рядом других университетов и институтов. Так, Московская горная академия раздробилась на шесть новых институтов, из которых до наших дней дожили Российский государственный геологоразведочный университет имени Серго Орджоникидзе, Российский государственный университет нефти и газа имени И. М. Губкина, Национальный исследовательский технологический университет МИСиС и некоторые региональные (да, бывало, что вузы переводили и в другие регионы).

Доходило до того, что в некоторых вузах оставалось всего по два-три факультета. А общее количество высших учебных заведений из-за такого дробления выросло в три-четыре раза. Если в 1929 году их было 190, то в 1930-м стало уже 579, а в 1932‑м — 832.

Формально разные вузы продолжали пользоваться одними и теми же общими помещениями, но распределяли имущество далеко не всегда по-товарищески. Так, при разделении Воронежского сельскохозяйственного института созданный на его основе Химический институт монополизировал все лабораторные мощности, а Птицеводческому институту достались только восемь скамеек, коридор и общая с Институтом механизации аудитория.

Уже с 1931 года старую структуру вузов начали восстанавливать, но не в полном объёме.

Финансирование образования долгое время оставляло желать лучшего. Например, в 1928 году Анатолий Луначарский сетовал, что на развитие коксовой промышленности было выделено 150 миллионов рублей, хотя своих специалистов в этой области страна не имела, и пришлось привлекать дорогостоящих экспертов из Германии. А можно было, сетовал нарком, потратить всего два миллиона на подготовку собственных специалистов, и вложенные деньги окупились бы намного быстрее.

Тем не менее к концу 1930-х годов СССР уже практически обеспечил себя кадрами с высшим образованием. В том числе и благодаря политике всеобщего начального, а затем и среднего образования. Количество работников интеллектуального труда (специалистов) выросло в три раза. Оно, правда, далеко не всегда переходило в качество. Но даже такой рост для ещё недавно преимущественно безграмотной страны уже был огромным успехом.