Былое: «Менделеев был изумительным лектором. Говорил он из рук вон плохо»

«Менделеев, крупнейший учёный с мировым именем, был вместе с тем изумительным лектором. По установившейся традиции он ежегодно посвящал первую свою лекцию общим вопросам просвещения и науки, и слушать эту двухчасовую лекцию собирались студенты всех курсов и всех факультетов. В год моего поступления он избрал темой критику классического образования. Можно себе представить, какое огромное впечатление произвела эта лекция на нас, только что окончивших классические гимназии и ещё носивших в себе обиды от двоек и единиц за ненавистные „экстемпорале“ (письменные переводы с русского на древние языки).

Вступительные лекции, впрочем, не характерны для Менделеева. Его исключительный лекторский талант развёртывался во всю мощь в каждой обычной лекции. Говорил он с внешней стороны из рук вон плохо, точно рожал в тяжёлых усилиях каждое слово. Не находя подходящего выражения, рычал и мычал, смещая подлежащие и сказуемые, дополнения и определения с их насиженных в литературном языке мест и группируя их в какие-то причудливые комбинации. И всё-таки каждая его лекция звучала какой-то вещей поэзией науки, совершенно зачаровывая слушателей. Помню, как на одной из лекций о водороде или азоте мой товарищ Красусский (будущий профессор химии) прослезился от обуявшего его вдохновения.

Менделеев не любил, как некоторые другие профессора химии, объяснять подробности химических реакций и технику устройства разных приборов. „Ну, видите, — говорил он, — тут трубка, винтик, крантик (кран всегда называл крантиком), тут течёт, там вытекает и прочее. Об этом вы прочтёте в учебнике. А важно следующее…“ И начинал излагать принципы и теорию происходившей реакции.

А больше всего мы любили лекции, на которых, окончив изложение какой-либо теории, он вдруг начинал перед нами раскрывать горизонты будущих научных достижений: „А может быть, когда-нибудь наука покажет человечеству…“ — отчеканивая каждое слово с тяжёлым сибирским оканьем, говорил он… И бросал перед нами какую-нибудь из своих научных фантазий, увлекательных и красивых, которые мы часто сами после лекции и дополняли, и развивали в товарищеской компании. Ни один из профессоров, которых мне доводилось слушать, не умел поддерживать в своих слушателях такого увлечения отвлечённой наукой, как Д. И. Менделеев. Даже экзаменоваться у него было величайшим удовольствием, ибо он требовал не столько подробных знаний, сколько понимания предмета, и при наличности такого понимания у экзаменующихся экзамен превращался в интересную научную беседу».

Контекст

Эти воспоминания о том, как вёл свои занятия в Санкт-Петербургском императорском университете великий Дмитрий Иванович Менделеев, оставил один из его студентов — князь Владимир Андреевич Оболенский (1869–1950). В 1887–1891 годах он учился в Санкт-Петербургском императорском университете на естественно-научном (естественном, как тогда его называли) факультете.

Менделеев был не только талантливым учёным-исследователем, но и увлечённым педагогом. И не только потому, что, как все профессора, преподавал в университете. Не все знают, что он окончил Главный педагогический институт и два года был учителем в гимназии. Работу как с гимназистами, так и со студентами Менделеев воспринимал не побочным приложением по отношению к своей научной деятельности, а самостоятельным очень важным направлением.

Он много размышлял о том, как должно быть устроено идеальное образование и что не так в современной ему системе российского просвещения. Неслучайно, по воспоминаниям Оболенского, установочную лекцию в 1887 году профессор Менделеев посвятил именно этой теме. Он постоянно обдумывал её и в 1899 году написал несколько очерков о том, каким образом, по его мнению, следовало бы усовершенствовать современную ему систему образования, как в школах, так и в университетах. «Многие формы жизни стали новыми, а формы обучения до того уже обветшали, что пришло время подумать об их усовершенствовании», — так начинал он эту серию очерков.

Например, в одной из этих статей Дмитрий Иванович отстаивал точку зрения, что классические экзамены не имеют смысла для проверки знаний и даже вредны как в школах, так и в университетах. Знания, считал он, надо проверять на практике — лабораторными работами или в ходе проектной деятельности (да, в этом взгляде он сильно опередил своё время), а если и устно, то не через формальные ответы на вопросы билетов, а в ходе беседы преподавателя со студентом, которая сразу показывает, понимает ли последний предмет. «Высший смысл университетских и подобных им специальных курсов состоит именно в возбуждении и направлении первых юных приступов к самодеятельности», — писал профессор.

Как видно из воспоминаний Оболенского, Менделеев тут не просто теоретизировал, но и сам в своей преподавательской практике поступал именно так.